Книги :: "Гончая и охота с ней", В.И. Казанский :: Требования охотника к гончей
В современной охоте гончая, как никакая другая охотничья собака, должна работать самостоятельно, не надеясь на помощь или руководство своего хозяина-охотника, и в большинстве случаев гоняя в одиночку, так как в настоящее время гончатники преимущественно держат по одной собаке.
Иначе было в больших псовых охотах, когда собака работала в стае, да ещё при конных ловчем-доезжачем и выжлятниках, которые то насаживали собак на след перевиденного ими зверя, то, наоборот, сбивали стаю со следа, чтобы не допустить собак за линию борзятников. При наиболее распространённой в прежние времена «островной» охоте задача стаи гончих заключалась только в том, чтобы выставить зверя из леса («острова») в поля, где его могли поймать борзые. Хорошие, по тогдашним понятиям, гончие должны были сами бросать след и прекращать гон у опушки, а если они этого не делали, то конные выжлятники, всё время скакавшие за стаей, были обязаны не допускать «прорыва» стаи в поля и «отхлопывали» гончих арапниками обратно в остров.
При островной работе в стае некоторую самостоятельность имел её «вожак», или «мастер», наиболее толковая, паратая и, в особенности при охоте по волкам, наиболее злобная собака. Но, конечно, инициатива и этого вожака стаи была крайне ограниченна. Да и много ли талантов могла проявить гончая, когда весь гон по зверю от его подъёма до того момента, когда он вылетал в поля и выходил из сферы гона в сферу травли борзыми, продолжался иногда всего лишь считанные минуты и самое большее полчаса?
Гончим псовых охот не нужно было того мастерства, чутья, особенно той вязкости, которые стали необходимы при новом ружейном способе охоты с этой собакой. Ружейная охота потребовала от гончей гораздо большего, поэтому многие стайные собаки оказались не годными для неё.
Понятия о качествах гончей подверглись строгому пересмотру. В результате у «ружейных гончих» повысились вязкость и мастерство. Кроме того, охотникам-ружейникам пришлось внимательнее и строже отбирать чутьистых собак, а поэтому данное качество стало усиливаться и в породе.
Для более длительной гоньбы по зверю, да ещё по такому «путанику», как заяц, ставший в новой охоте главным объектом, собаке понадобилось не только более сильное врождённое чутьё, но она должна была ещё выработать в себе и тонкое умение хорошо использовать свои природные данные.
В первый период развития ружейной охоты большинство гончих продолжали работать в группе, правда, не такой большой, какой были стаи крупных псовых охот, называвшихся «комплектными», но всё же нередко ещё довольно значительной.
Некоторые охотники второй половины XIX и начала XX столетия держали стаи по три-пять смычков, большинство имело по четыре-пять гончих и, на худой конец, охотились со смычком. Гончие, которым приходилось гнать зверя в одиночку, были единичны. По мере того, как охота с гончими становилась доступной всё более широким охотничьим кругам, роль одиночной собаки неизменно повышалась и к 1917 г. охота с одной гончей стала, пожалуй, самой распространённой. В связи с этим усложнялись и требования охотника к совершенствованию всех индивидуальных качеств гончей собаки, особенно к развитию у неё чутья, добычливости, мастерства и вязкости.
Коллективные принципы охоты, всё шире распространявшиеся в советских условиях, прежде всего стали применяться в охоте с гончими. Охотничьи общества и охотничьи коллективы различных спортивных организаций и предприятий начали приобретать и держать гончих собак для коллективного использования.
Представление о значительных размерах общественного пользования гончими дают некоторые сведения о гончих Всеармейского и Московского обществ охотников и рыболовов.
Для обслуживания окружных советов военных охотников и других военных организаций в питомниках Всеармейского военно-охотничьего общества (ВВОО) содержалось в 1964 г. 372 гончих рабочего возраста и около 40 щенков и подростков. Среди взрослых гончих преобладают собаки русской породы, их насчитывалось около 200, русских пегих около 120, эстонских гончих значительно меньше — около 50. Гончие ВВОО систематически экспонируются на выводках и выставках, а также участвуют на полевых испытаниях в тех округах и областях, где эти мероприятия регулярно проводятся. Из всего состава рабочего поголовья гончих ВВОО 154 собаки дипломированы на испытаниях.
Московское областное общество охотников и рыболовов (МООиР) имеет 125 общественных взрослых гончих и, кроме того, 26 щенков и подростков (по данным на 15 октября 1965 г.). Из общего числа гончих: русской породы 95, русских пегих 26, эстонских только 4. В МООиР большое внимание уделяется экстерьеру и породности общественных гончих, и все они имеют высокие оценки на выставках. Значительное место в работе с гончими МОО занимают испытания: из 125 собак 58 имеют полевые дипломы, в том числе I степени — 5, II — 14, и III — 39.
Особенности общественной охоты выдвинули свои специфические требования к гончей. Например, при возможно высокой вязкости и мастерстве появилась необходимость отличного послушания, в частности отличной позывистости, чтобы группа охотников, выехавших на базу своего общества в выходной день, не испытывала неудобств от упрямых гончих. Новые понятия о качествах гончей всё дальше уходили от взглядов псовых охотников, требования всё повышались. Самая сущность некоторых элементов работы гончей ныне пересмотрена, многие понятия уточнены и получили новое, более глубокое и обновлённое определение.
Огромное значение в этом вопросе имело широкое развитие полевых испытаний гончих. После I Всесоюзного кинологического съезда, состоявшегося в 1925 г, в Советском Союзе проведены многие сотни полевых испытаний гончих, во время которых проверена работа тысяч гончих собак. К сожалению, этот ценный опыт не обобщён и богатейшие данные работы «полевых проб», «полевых испытаний», «состязаний» и «испытательных станций» гончих не систематизированы и не обработаны, за исключением сравнительно ограниченных статистических данных, полученных В.С. Мамонтовым. Тем не менее, создались известные выводы и нормативы оценки тех или других рабочих качеств гончей, обогатились, стали гораздо более правильными, чем прежде, взгляды на способности гончей и её возможности. Появилось и несравненно более правильное понимание самого существа её работы, хотя многое в ней не объяснено, не анализировано.
В нижеследующем описании основных элементов работы гончей и важнейших свойств этой собаки делается попытка разобраться в них по-новому, в свете опыта, опирающегося на работу многих гончих, очень разнообразных по своему происхождению, воспитанию, географическому положению областей, где они работали, и другим признакам.
В работе гончей принято различать целый ряд отдельных элементов: чутьё, полаз, добычливость, мастерство, вязкость, паратость, голос (с разделением его на два подэлемента — сила и фигурность), верность отдачи голоса, злоба, нестомчивость, крепконогость, приездка (дисциплинированность). Кроме того, для гончих смычков и стай нужны ещё свальчивость и ровность ног. Для гончих необходимо ещё обязательное, но до сих пор не учитываемое качество — способность ориентировки.
Каждый из необходимых для гончей элементов никогда не является изолированным, а связан с другими. Например, добычливость несомненно зависит от чутья, от полаза, от опытности и умелости собаки (т. е. «мастерства»). Мастерство же иногда зависит не только от чутья, но и паратости, так как гон по «горячему» следу легче, чем работа гончей, сильно отстающей от зверя и часто оказывающейся на следу, который успел уже несколько выветриться («остыть»); верность отдачи голоса с большим основанием можно считать подэлементом чутья и т. д.
Чутьём называется умение гончей при помощи обоняния найти зверя на его лёжке по следу или, обнаружив непосредственно по запаху зверя (найти «верхом»), преследовать его по запаху следа. Чем сильнее чутьё и свободнее пользуется им гончая, тем успешнее будет охота в любых, иногда очень трудных условиях. Нередки случаи, когда одна гончая не в состоянии гнать зверя полными ногами, а может лишь добирать его, с трудом определяя направление следа по дороге или пашне, тогда как более чутьистая собака быстро и уверенно гонит в тех же условиях.
Вот характерный пример резкой разницы в чутье у двух гончих. На полевых испытаниях в Телегинском районе Пензенской области в октябре 1956 г. двум гончим пришлось работать в одном и том же урочище по одному зверю непосредственно друг за другом и вот с какой ясностью выявилось у них различие в качестве чутья.
Первой работала русская пегая выжловка Сильва охотника Годжало. Побудив лисицу, она гнала зверя по лесу, почва в котором была усеяна толстым слоем опавшей листвы. Когда лисица, заметив судью, бросилась под острым углом назад, выжловка, вылетев гонным следом всего через одну-полторы минуты, скололась. Выправляя след, она сделала несколько кругов в стороне. Примерно через десять минут Сильва наконец попала на гонный след, но пересекла его, даже никак не отметив, и, в конце концов, вернулась к владельцу, не справившись со своей задачей. Второй работала русская гончая Чита Соколова. Ввиду малых размеров отъёма, где шли испытания, хотя выжловка и была наброшена по возможности в отдалении, она всё же натекла на гонные следы той же лисицы, быстро и точно добрала её и работала почти без скола около часа, пока судьи не распорядились прекратить испытание, уже много раз перевидя зверя и убедившись в способностях и чутьистости Читы.
Вот другой пример, по которому гончатник с уверенностью оценит чутьё гончей, как очень сильное и верное. 10 ноября 1937 г. англо-русская выжловка Свирель работала по матёрому совершенно белому беляку. На глазах охотника гонный заяц вышел из леса на луговину, пересёк её и, став на дорогу, пошёл по ней к охотнику. Проскакав сухой песчаной дорогой около 100 м и немного не дойдя к стрелку на выстрел, беляк сдвоил по дороге, затем строил и скинулся на другую сторону дороги на пласты зяби, хорошим ходом перевалил через поле и скрылся вдали в заболоченном сосняке. Свирель, которая не отличалась особой паратостью, показалась на следу зверя через одну-полторы минуты, точно прогнала по нему до дороги, без перемолчки повернула по ней и продолжала гон полным голосом до скидки зайца. Здесь чутьистая и мастероватая выжловка не пронеслась по следу даже и нескольких шагов, а, повернув под прямым углом на пашню, продолжала гон всё так же горячо и уверенно.
Охотники знают, что по песчаной дороге гончая со средним чутьём едва проведёт след с добором, а уж на двойке со сметкой на пашню обязательно сколется, и только если она очень мастеровата, такая среднего чутья собака кое-как выправит след на пашне и, с трудом перебравшись по нему через поле, лишь в лесу погонит, да и то неуверенно, потому что заяц за это время сильно удалеет.
Если многое в чутьё собаки вообще неясно, то чутьё гончей особенно непонятно человеку. Мы не в состоянии найти сколько-нибудь верного ключа хотя бы для частичного раскрытия секретов гончей: как она, на полном ходу пересекая след гонного зверя, без колебаний поворачивает за ним в сторону его бега, как она может гнать по тропам, пробитым в снегу гонным беляком, который успел в некоторых местах пройти одним следом по четыре-пять раз, как она может отличить след, проложенный зверем 5 мин назад, от следа 10-минутной давности. Вероятно, след зверя состоит как бы из двух частей, во-первых, из пахучих отпечатков лап на грунте (видимых на снегу и не видимых по чернотропу) и, во-вторых, из «воздушного» следа, то есть запаха, остающегося в струе воздуха, которой шёл зверь, запаха, который придают воздуху дыхание зверя, испарения его тушки и т. п. Правильна ли такая догадка?
Если до некоторой степени кажется понятным, почему легавая собака чует след птицы, который у неё буквально под носом и что она может на большем или меньшем расстоянии уловить запах птицы, находящейся на земле, то остаётся полной загадкой способность гончей гнать по следу, мчась во весь дух с высоко поднятой головой, да ещё с непрестанным лаем во всю силу глотки и лёгких. Какова же должна быть сила обоняния у гончей! Тайна чутья гончей становится ещё удивительней, если вспомнить, как собака, которую охотник привык считать чутьистой и которая ещё вчера замечательно поднимала и гнала зверя, сегодня ведёт себя, как совершенно бесчутая. Вот охотник заметил в кустах лежащего ноябрьского, белого как снег зайца, резко выделяющегося на тёмном фоне чернотропа. Ничего не стоит убить косого, но хочется послушать гон. Добычка бежит к зайцу, сейчас поднимет! Но собака пробегает в каких-нибудь пяти шагах от зверя, не прихватив его, и охотник, если он опытный, даже и не удивляется: да — вот он ещё один секрет чутья гончей, ещё одно странное явление. Вряд ли поможет в данном случае предположение, что заяц, лежащий неподвижно, не пахнет.
Бывает и другое. Мастероватая и настойчивая гончая легко поднимает зверя, а гнать не может. Погнала, через 3-5 минут скололась, но не бросает, бьётся, старается исправить дело, стремится гнать — ничего не выходит. Она явно плохо чует след и не в состоянии гнать. Это бывает, когда по чернотропу ляжет густой, обильный иней и трава станет как бы мохнатой, обрастёт белой шерстью инея; случается это и без всяких видимых причин. Состояние земли, травяного покрова, лесной подстилки (опавших листьев и т. п.), всего того, что у охотников носит название «тропа», — чрезвычайно разнообразно. Степень влажности тропы, температурные колебания, количество и особенности опавших листьев, состав их по древесным породам, густота и качество травяного покрова, количество и качество снегового покрова, то мелкого и мягко-влажного, то морозно-сыпучего, то покрытого ледяной коркой — разнообразие этих условий бесконечно, а от этого разнообразия безгранично изменяется успешность применения собакой своего чутья.
Но одно дело трудные и даже невозможные условия причуивания, а совсем иное — плохое, порочное чутьё. Со слабым чутьём гончая никогда не работает хорошо, она беспрестанно скалывается, путается на следу, часто возвращается назад и, уныло отдавая голос в добор, второй, а то и третий раз проверяет гонный след. Но это ещё не так плохо, как порочное чутьё, с которым собака даже не в состоянии разобраться, в какую сторону надо гнать. Такая гончая часто, попав на след, бросается по нему не в ту сторону, куда пошёл зверь, а туда, откуда он пришёл. Гончая, гонящая, как говорят гончатники, «в пяту» — никуда не годится: и в одиночку от такой собаки толку нет, а в смычке или стайке она только мешает другим собакам.
Вероятно, к слабости или неточности чутья относится и неправильная отдача гончей голоса — излишний добор на жирах, отдача голоса на «пустых» местах при выправлении сколов и другие неправильности. Возможно, что излишняя отдача голоса связана с особым темпераментом и неуравновешенностью, проявляющейся именно при розыске.
Полаз — это манера розыска собакой зверя. Он может быть глубокий или мелкий в зависимости от того, большое или малое пространство обыскивает собака, быстрый на галопе или хорошей рыси, или медленный — трусцой, а то и шагом.
Гончая с хорошим полазом ищет быстрым аллюром, удаляясь от охотника даже на несколько сотен метров, но в то же время она всё время считается с его ходом, прислушивается к порсканью. Если охотник не порскает, толковая гончая время от времени, пересекая его след, проверяет направление движения и изредка показывается хозяину.
Хороший полаз сам по себе очень эффектен и приятен и, безусловно, помогает гончей в розыске зверя. Однако у нередких собак при большом охвате местности полазом он оказывается бестолковым: гончая часто несётся напрямик дорогой, просекой, роется в жировых следах на чистой поляне, где беляку и лечь-то негде. Поэтому, как бы эффектен ни был полаз с внешней стороны, он ценен лишь тогда, когда сочетается с достаточной добычливостью. Иногда полаз бывает не только красивый, но кажется, такой толковый, что лучше и желать нельзя, а собака поднимает зверя с большим трудом. И, наоборот, попадаются гончие с вялым и на взгляд незаботливым полазом, а легко поднимающие зверя в любых условиях.
Хорошая добычливость — это умение быстро поднять зверя. Этим качеством обладают далеко не все гончие. Добычливость зависит от опытности гончей и обычно улучшается по мере втягивания собаки в постоянную, большую работу; зависит она и от чутья.
Однако встречаются гончие очень мастероватые на гону, опытные и чутьистые, но очень тугие на подъём зверя. Есть и такие собаки, которые, лишь попав первоосенниками в лес, с первых же своих охот проявляют необычайную сноровку в розыске зверя и, если работают в стае, то оказываются добычливей старших опытных собак. Поэтому приходится признать, что часто сноровка гончей добыть зверя является врождённым «талантом». В самом деле, чем другим можно объяснить ту исключительную добычливость, которой обладал англо-русский выжлец Гобой, принадлежащий автору настоящей книги? Нередко случалось, что Гобой поднимал зайца буквально с напуска; не проходило и нескольких минут, как он уже гнал и остальным собакам оставалось только подваливать. Для подтверждения приведу пример.
Гобой на очень быстром полазе несся краем поля, приподнятого над обширным болотом. С полного хода он повернул под прямым углом, пересёк небольшую луговину, отделявшую болото от поля и, едва влетев в кустарник, заголосил по беляку, выскочившему у него из-под носа. Было тут проявлено и чутьё, но в ещё большей степени какая-то особая сноровка.
У многих гончих добычливость неодинакова дома и на чужой стороне. Нередко от природы сметливая собака, привыкнув к одной местности, хорошо добывает зверя в своих лесах. Она запоминает не только пункты, где ей удалось поднять беляка или иного зверя, но, по-видимому, умеет как-то распознать и закрепить в памяти характерные места, где этот зверь больше ложится на днёвку.
Опытная в местных условиях гончая в полазе прежде всего проверяет те точки, где она добывала зверя, а попутно обыскивает участки с аналогичной природной обстановкой. Наоборот, попав в новые места, такая собака часто утрачивает свою отличную добычливость, находит и поднимает зверя с большим трудом. Особенно сильно влияет на добычливость перемена места, если собака попадает в какую-то новую географическую область, где все природные условия иные.
Не так уж редки и такие «добытчики», на которых не отражается переезд и они с той же быстротой умеют найти и побудить привычного по прежней местности зверя.
Добычливость как бы меняется в зависимости от погоды. Говорю «как бы» потому, что по существу добычливость, как и другие способности и навыки данной собаки, естественно, не зависят от внешних условий. Но общеизвестно, что бывают дни и периоды в охотничьем сезоне, когда самые добычливые собаки не в состоянии найти беляка. По таким трудным дням нельзя судить о добычливости собаки.
Мастерство — важнейшее качество гончей. Под этим термином понимается способность и умение собаки длительно преследовать зверя, выправлять сколы, возможно быстрее распутывать след, который зверь старается утопить в воде, затереть на песчаной дороге или пашне, или стремится иногда отделаться от преследования на льду, покрывшем озерко, речку или болото, где след не имеет запаха. Благодаря мастерству чутьистая гончая разбирается в заячьих двойках, тройках, скидках и тому подобных ухищрениях, преодолевает все трудности и живо выправляет сколы. Там, где бессильно помочь ей чутьё, она берёт сметкой и опытностью. Когда гонит по пороше мастероватая гончая, она, бывает, не ступит шагу по заячьей двойке, зная что это такое, а сразу же ищет, куда зверь сметнулся.
Мастерство приобретается опытом, постоянной работой гончей по зверю в любых условиях погоды, тропы и времени охотничьего сезона, но при этом много значат и врождённые качества собаки. Иная, сколько ни охоться с ней, а большим «мастером» не будет.
У многих хороших гончих мастерство проявляется в определённый период охотничьего сезона: есть мастера по чернотропу и, наоборот, нередко встречаются гонцы, особенно умело работающие по снегу. Часто высказывается мнение, что мастер по белой тропе много помогает своему слабоватому чутью глазом. Но с этим нельзя согласиться. Как ни пользуйся гончая зрением при работе по следу на снегу, она никак не справилась бы с гоном без чутья и притом выдающегося, когда этот гон продолжается несколько часов, и зверь, пройдя много раз одним следом (особенно беляк), так натропит, что невозможно разглядеть, куда он шёл тропой в последний раз. А ведь гончая гонит, значит, чутьё у неё не слабое.
Связь между чутьём и мастерством очень сильна, и часто нельзя определить, что в работе гончей играет главную роль. Очень тесно связано мастерство и с вязкостью. Гончая, лишённая хорошей вязкости, быстро бросающая работу, никогда не приобретет хорошего опыта и никогда не станет «мастером». Вот почему прежде всего нужно добиваться от молодой гончей приобретения и развития вязкости.
Мастерство обычно определяется в зависимости от числа и длительности перерывов в отдаче голоса, т. е. от времени, когда гончая сбилась со следа. Однако, если современные правила испытаний и дают некоторые нормативы для оценки мастерства по количеству сколов и перемолчек, то их надо понимать лишь как условные придержки, так как качество работы гончей в огромной степени зависит от состояния тропы, погоды, температуры и ещё более от поведения зверя, его «тайкости», т. е. от того, насколько он в данный день затаивается, западает.
Очень большое, а иногда и решающее значение для ровности гона имеет характер и возраст зверя. Так, маленький белячок, которому лишь месяц-два от роду и который размером ещё только с рукавичку, труднейший объект для гона. Зайчонок ежеминутно западает, ежеминутно бросается из стороны в сторону под острым углом, мечется навстречу собаке и устраивает это на таких коротких дистанциях, что гончая всё время проносится.
Наоборот, работа гончей по молодой лисице легче, чем по старой, так как у молодого зверя нет ещё опыта и сноровки в запутывании следа; опытные же старые лисицы, случается, даже спасаются от гончих на наклонных, полуповаленных деревьях.
Гончая может быть мастеровата только по тому зверю, по которому она много работала и повадки которого изучила. Собака, привыкшая к беляку, возможно, на первых порах не сумеет хорошо гнать русака. Если по беляку она научилась выправлять след на не особенно больших кругах, то мастерство гончей, специализировавшейся по русаку, заключается прежде всего в умении вновь разыскивать зверя, ушедшего сильно накатанными проезжими дорогами, где, бывает, чутьём не возьмёшь. Опытный гонец-русачник, догнав по следу до дороги, бежит по ней, поглядывая и принюхиваясь по сторонам, пока не найдёт сметку и вновь не погонит по обнаруженному следу.
Мастерство заключается не только в искусстве распутывания следов, но и в сноровке гончей разбираться в более сложных задачах (например, когда зверь переплывает небольшую реку). Здесь тонкое чутьё и изощрённость в пользовании им не помогут. Очевидно, нужна способность соображать, иначе не объяснить такой случай, когда мой выжлец Напор, побегав по берегу реки, шириной около 15-20 м и убедившись, что след оборвался, переплыл через реку, нашёл место, где беляк вылез на другой берег и продолжал гнать.
Большая вязкость, позволяющая охотнику быть уверенным, что гончая не бросит зверя, а продержит его на гону не один круг и даст хозяину возможность спокойно выбрать и занять хороший лаз, так же, как и мастерство, в значительной степени достигается опытом и правильной нагонкой. Однако опыт только помогает развиться и закрепиться природной вязкости. Если «в крови» собаки этого качества нет, то никакой опыт, каким бы длительным он ни был, никакие сотни поднятых и гонянных зайцев и лисиц не помогут.
Несомненно, что хорошая вязкость или, наоборот, её недостаточность могут передаваться по наследству. Встречаются в породах гончих линии, обладающие исключительной вязкостью, заставляющей гончих гнать одного зверя в течение целого дня. Так, мои англо-русские гончие Гобой и Свирель около 10 ч ноябрьским утром подняли лисицу, она увела собак по прямой за 10 км и там стала кружить. Небольшой мороз слегка скрепил поверхность моховых болот, многочисленных в тех местах, и образовавшаяся на мху корочка держала лисицу, но очень затрудняла работу гончих, проваливавшихся в мёрзлый мох.
Вязкий и дружный гон кипел свыше 6 ч, пока в пятом часу вечера, когда уже близились сумерки, лисица была убита.
Вязкостью же брала (и мастероватостью, конечно) Свирель, когда при своей средней резвости (паратости) сганивала беляков и, совершенно вымотав зайцев, залавливала их. Очень большая вязкость иногда становится охотнику не в радость: наступает ночь, пора домой, а вязкую собаку никак не собьёшь со следа, ничем не сманишь и не подловишь. Думается всё же, что настоящая вязкость дороже этих неудобств.
С вязкостью не следует смешивать порочное упрямство. Некоторые гончие не желают подходить к охотнику даже тогда, когда зверь убит, а стремятся продолжать гон. Собаки приобретают упрямство чаще всего в результате неправильного поведения охотника, когда он часто обманывает их, накликая без всякого следа или зверя, лишь для того, чтобы подловить и взять на сворку, либо, если он, быстро взяв одного зверя, когда ещё гончие не нагонялись досыта, старается принять поскорее гончих на ненавистные им смычок и сворку и вести домой.
Плоха и такая вязкость, если она связана с несообразительностью гончих, когда они, доведя лису до норы, не заканчивают гон, а продолжают добирать и повторять гон по следам, уже утратившим своё значение.
Какая же вязкость наилучшая? Вернее всего сказать: для различных случаев вязкость должна быть разной. Для собаки сельского охотника, охотящегося в одиночку, вязкость должна быть как можно сильнее, может быть, даже в ущерб позывистости, такая гончая должна гнать «до убоя». Для гончей же коллектива охотников или принадлежащей городскому охотнику, выезжающему на охоту лишь по выходным дням, требования к позывистости строже, даже отчасти за счёт вязкости.
Конечно, никто не станет выводить «породу» более вязкую с назначением для отдельных никуда не выезжающих охотников, и более позывистую за счёт вязкости. Речь, разумеется, идёт о воспитании гончей с уклоном в сторону вязкости или позывистости в связи с характером службы, предстоящей этой собаке.
Во всяком случае, для успешной охоты всякая гончая обязана, если понадобится, не бросать гонного зверя в течение одного-полутора часов, а то и больше, не обращая внимания ни на рог, ни на выстрел. Не часто, но встречаются гонцы, обладающие очень большим упорством в работе, способные гнать одного зверя чуть не целый день, и в то же время позывистые, с которыми можно прервать охоту в любое время. Такие, конечно, особенно ценны.
Паратость — это быстрота, с которой гончая передвигается во время гона. Быстрота нужна, чтобы зверю не хватало времени путать след и тем сбивать собаку, и, кроме того, ещё затем, чтобы зверь, идущий от гончей «во все ноги», меньше высматривал и вынюхивал во время бега и тем легче набегал на охотника. Паратый гон гораздо красивее пешего и вместе с тем всегда ровнее, поэтому охотнику легче и удобнее ориентироваться в перехвате зверя.
С паратостью не следует смешивать умение гончей держаться на гону близко к зверю. В зависимости от хорошего или плохого мастерства, гончая средних ног «сидит на хвосте зверя» и гонит всего в полуминуте от него, или собака скачет в лесу с такой быстротой, что того и гляди ушибётся о дерево, а далеко отстаёт от зайца. Тут гончатник должен уметь судить о паратости отдельно и независимо от мастерства. Конечно, то, насколько близко или далеко гончая идёт от зверя, преследуя его, в какой-то степени говорит о её паратости. Однако необходимо всё же помнить, что эта мерка очень условна и зависит не только от быстроты ног, но и от мастерства и чутья собаки.
Судя по общепринятому отношению к паратости, можно подумать, что чем быстрее гонит гончая, тем лучше. Идеальная паратость как будто недостижима, не существует в природе: ведь почти ни одна гончая из многих тысяч собак, прошедших через испытания, не получила полный высший (10) балл за паратость. Однако всё это — и «чем резвее, тем лучше», и отсутствие полного балла за паратость — недоразумение. Должна ли гончая гнать с быстротой, скажем, борзой собаки, которая способна догнать зайца? Вообще, нужна ли какая-то огромная быстрота гончей? Конечно, нет. Известно, что борзая, если она попадёт за зверем в лес, легко может разбиться о дерево насмерть.
Какая же паратость гончей должна считаться лучшей? Та, которая при хорошем мастерстве позволяет гончей не отставать от зверя более, чем на минуту (конечно, во время ровного гона, а не при подъёме или сколах). Для такой паратости гончая вовсе не должна нестись опрометью, а вполне достаточно, если она скачет хорошим быстрым галопом, не переходя на рысь даже при выправлении сколов.
Голос у гончей сильный, далеко слышный (доносчивый), со своеобразной мелодичностью, музыкальностью, что выделяет её из всех пород собак. Диапазон гончих голосов очень велик: от дисканта до баса-октавы. Помимо силы и характера звука, очень важна для охоты и манера отдачи, которая может быть горячей, азартной, страстной или, напротив, скучной, неинтересной; может быть она частой, щедрой или скупой. Чрезмерно скупая отдача голоса называется редкоскалостью. От редкоскала недалеко и до молчуна — гончей, гонящей молча и поэтому совершенно негодной для охоты.
Естественно, что чем сильнее голос гончей, чем дальше он слышен, тем лучше для охоты, тем больше знает охотник о движении гончей, а, значит, и зверя, тем удобнее ему ориентироваться и определить лаз. Кроме того, охотника-спортсмена гон голосистой гончей больше захватывает, так как он гораздо красивее, азартнее и интереснее.
Для красоты гона ещё важнее «фигурность», т. е. свойство голоса звучать не однотонно, а модулировать. Бывают голоса двойные и даже тройные, когда может показаться, что гонит не одна собака, а две или три гончие с разными голосами. Бывают голоса с гнусью (как бы в нос), с заливом, когда каждый взбрех не отрывистый, а сопровождается льющимся, постепенно слабеющим звуком несколько иного тона.
Очень редки голоса, так называемые, «с заревом». Гончие, обладающие заревом, издают не отдельные взбрехи, а сплошной низкий рёв, продолжающийся до тех пор, пока собаке не понадобится перевести дыхание. После краткого перерыва гончая снова издает свой рёв. Зарёв свойствен выжлецам, у выжловок вместо этого встречаются непрерывно льющиеся высокие голоса, похожие на отчаянный и вместе с тем мелодичный непрекращающийся вопль или визг. Зарёв и такие льющиеся голоса особенно ценны в хорошо подобранной голосистой стае; они служат как бы необычайным объединяющим аккомпанементом к звукам разноголосого гона.
Нередко приходится слышать, что нынешние гончие потеряли голоса, что нет теперь тех голосов, какие бывали в старину. Это неверно. Одновременно с повышением породности наших гончих и улучшением их экстерьера всё чаще стали появляться и прекрасные голоса. Теперь не чудо такой, например, голос, как у бывавшей на костромских испытаниях Ромбы Сальникова. Когда гнала одна эта выжловка, по звукам гона можно было спорить, что гонит не смычок, а, наверное, три собаки.
Все, кто слышали стаю русских пегих гончих в составе трёх с половиной смычков Центрального совета Всеармейского военно-охотничьего общества на Всесоюзных состязаниях 1939 г., были поражены голосами гончих этой стаи, их силой, красотой и подбором. В стае был выжлец Орало, с замечательным заревом, были там и басы, и заливы, и вопящий альт выжловки. Даже самые старшие и опытные из судей и участников, которые слушали много гончих и «в старину», т. е. до 1917 г., говорили, что ничего подобного никогда не слышали.
Итак, при определении достоинства голоса приходится оценивать его отдельно по силе, звучности и манере отдачи, а также по музыкальности и фигурности.
Верность отдачи голоса не относится непосредственно к самому голосу, а связана, по-видимому, с другими свойствами собаки: чутьём, нервной возбудимостью, быстротой скачки на гону, и, вероятно, некоторыми другими, неизвестными и непонятными человеку особенностями собачьего организма и инстинкта. Всякую излишнюю отдачу голоса охотники называют слабоголосостью, а недостаточную — редкоскалостью.
Гончая должна горячо, во всю силу и с полной щедростью отдавать голос лишь на гонном следу. В связи с этим недопустимы или по меньшей мере нежелательны:
1.Добор по жировому следу, т. е. лай при разбирании ночных «жировых» следов зайца до его подъёма. Небольшой добор нежелателен, но длительный, продолжающийся чуть ли не по часу, а то и больше, да ещё не заканчивающийся подъёмом зверя — решительно порочен. Добор по лисице не только не порок, но, наоборот, всегда ценился высоко и должен цениться и теперь. И вот почему. Заяц жирует на ограниченном участке и, если собака «добирается» до него по ночным жировым следам, то это происходит, пусть не на глазах у охотника, но во всяком случае в пределах её полаза, т. е. всегда на слуху. Иное дело лисица. Участок её жировки, её собственной охоты, может занимать несколько километров и, кроме того, часто бывает, что она добывает корм (мышей, птиц и т. п.) днём, поэтому гончая, напав на лисий след, не поднимает её тут же вблизи от охотника, а должна настигать по жировому следу иногда за 2-3 км от первой встречи с этим следом. В таких случаях отдача голоса по жировому следу, т. е. добор, просто необходим. Зная, что добора по зайцу у гончих нет, охотник, как только услышит добирающие голоса своих собак, сразу понимает, что найдена лисица. Он спешит по направлению добора, и это даёт ему возможность слышать, когда погонят, и быть вблизи от гона.
2.Недопустимо и выправление сколов с голосом. Как только гончая сколется (собьётся со следа), она должна смолкнуть. Это важно, так как охотник должен знать, что делается на гону. Если собака, сколовшись врёт, она сбивает охотника с толку и лишает его возможности рассчитать ход гонного зверя. Как и в отношении добора, небольшая слабоголосость на сколах — терпимый недостаток, а значительная — порок.
3.Большим недостатком, даже очень крупным пороком является общая слабоголосость: гончая голосит с напуска зря, без всякого следа, голосит по следу другой собаки или подваливая к погнавшей гончей, гонит голосом всё живое, что бы ей ни попадалось. Очень слабоголосые гончие нередко становятся совершенными «пустобрехами» и для охоты негодны. Особенно вредны слабоголосые гончие в смычке или стае. Недостаточная отдача голоса (редкоскалость) также дефект верности. Очень плохо, если гончая, ведя зверя на гону, отдаёт голос лишь на отдельных отрезках гона.
Злобность к зверю, или просто злоба, — очень важное и притом чисто врождённое качество гончей. Только обладающая злобой гончая может работать по хищному зверю.
Злобу к зверю не следует смешивать со злостью по отношению к человеку, так как даже очень злобная к зверю собака, бросающаяся очертя голову на волка в одиночку, может быть очень ласковой, смирной, вовсе незлобивой к человеку. Гончая, у которой нет этой драгоценной злобы к зверю, не гонит не только волка или рысь, но даже и достаточно безопасную для собаки лисицу.
Степень злобы может быть разная. Есть гончие, обладающие этим качеством и предпочитающие всё-таки лисице зайца, встречаются такие, которым безразлично, гнать зайца или лисицу и, наконец, есть гонцы, определённо предпочитающие хищного зверя, которого в старину называли «красным». Если такие гончие гонят лисицу, они не бросят её след, даже если заяц вскочит у них на глазах. Рванувшись в первую минуту за таким зайцем, они, лишь только он скроется, оставляют его след и возвращаются на след красного зверя. Наоборот, подняв и преследуя русака или беляка, они сразу же бросают зайца, если на гону им попадается «горячий» след лисы. Подобных гончих охотники называют «красногонами».
Нестомчивость (неутомимость) нужна гончей едва ли не больше, чем любой другой охотничьей породе. Это качество в очень значительной степени зависит от правильного воспитания и содержания гончей. Без значительной разумной тренировки любая гончая на охоте будет быстро утомляться и, погоняв одного-двух зверей, после общей 3-4-часовой работы так утомится, что станет ходить по пятам хозяина. Наоборот, гончая, имеющая постоянные проводки и большой моцион на всяких аллюрах, гончая, хорошо втянувшаяся в гоньбу, может удивить несведущего человека, и даже рассказ о подлинной нестомчивости может вызвать у него резкое недоверие. Сильному и втянутому гонцу вполне по плечу гонять не с утра до ночи, а с утра до утра, то есть сутки и даже больше, а затем после нескольких часов отдыха вновь работать.
Разумеется, ни для какой охоты не нужна круглосуточная гоньба, но это может случиться, если гончих не удалось подловить вечером и они погнали, например, лисицу, которая и увела их. Конечно, всякая сила имеет предел, и в практике можно считать очень хорошей нестомчивостью, если гончие выдерживают трёхдневную охоту и после однодневного отдыха (днёвки) вновь готовы к такой же энергичной работе.
Наряду с воспитанием и тренировкой в развитии нестомчивости большое значение принадлежит и природным, наследственным данным собаки; огромную роль играет состояние и развитие лёгких и сердца.
Крепконогость надо отличать от нестомчивости. Под крепконогостью следует понимать силу и способность к большой работе ног собаки. Прямой зависимости между нестомчивостью и крепконогостью может и не быть, что легко увидеть из следующего примера. Принадлежавший мне выжлец Напор имел неважные, распущенные лапы (до того, как он попал ко мне, Напор рос на цепи). В дальнейшем, несмотря на систематическую тренировку, у меня он работал по чернотропу хорошо только один полный день, на второй лишь до полудня, а на третий день ему требовался отдых. По снегу же, даже и глубокому, он мог работать с большой неутомимостью, изо дня в день. Очевидно, его недостаточно крепкие лапы «разбивались» по более или менее жёсткому грунту, а по мягкой пороше лапам было легче, сердце же и дыхание у выжлеца были могучие: он был нестомчив, но не крепконог.
Ориентировка, или точнее инстинкт направления, — качество необходимое для гончей. Инстинктом направления, т. е. способностью угадывать нужное направление, обладают в большей или меньшей степени все дикие звери и птицы. Наиболее известным и ярким выражением этого инстинкта являются перелёты птиц к местам гнездовий и зимовок.
Сохраняется он и у людей, жизнь которых из поколения в поколение протекает, что называется «на природе», например, у народов, искони живущих охотой или скотоводством.
Иногда в несильной степени инстинкт направления как бы воскресает и у людей городской культуры, если им по роду деятельности придётся «с головой уйти в природу» и много ходить или ездить в местностях, где нет дорог (например, на изыскательских работах в обширных лесах или степях незаселённых или очень слабо заселённых). Подобное возрождение инстинкта возможно далеко не у любого, а у подавляющего большинства горожан он полностью атрофирован.
У собак инстинкт направления сохранился преимущественно среди пород сравнительно меньше отошедших от своих диких предков. А у тех пород, специализация которых уже давно и слишком далеко увела их от характера и способностей прародителей (например, у легавых), верный инстинкт ориентировки нередко отсутствует. Такие собаки могут заблудиться в лесу подобно людям. Но утрата способности определять нужное направление у легавой или спаниэля не составляет беды, так как им на охоте всегда приходится работать в тесном контакте с человеком.
Другим охотничьим породам собак, например лайкам и, в особенности гончим, никак не обойтись без твёрдого чувства ориентировки.
Вся работа гончей проходит либо с очень ограниченным руководством охотника (в полазе), либо в полном отрыве от него (на гону); самая же главная часть её работы — гон состоит из «кружения» по лесу без всяких видимых ориентиров то на больших «кругах», которые огибает гонный зверь, то на малых, когда гончей приходится выправлять сколы, — и всё это на самом быстром аллюре.
Если бы человек стал так кружить, петлять, метаться по незнакомому лесу, как приходится гончей, он наверняка потерял бы всякую ориентировку (если только не выручило бы солнце).
Трудно даже представить себе, насколько сложен и запутан, с точки зрения наших представлений о путях-дорогах, «путь» гончей в лесу во время гона.
Собака, конечно, не может ничего примечать во время своей скачки за зверем. Но сколько бы ни кружился гонец по лесу — бывает, по нескольку часов за одним зверем, — он, если вздумает проверить какую-то часть гонных следов, не бежит обратно всеми своими кругами, петлями или зигзагами, а пересекает участок, где происходил гон, напрямик.
Гончие, обладающие в достаточной степени инстинктом направления, оставшись в лесу ночью по небрежности ли владельца, по собственной ли чрезмерной вязкости или упрямству, без затруднения находят дорогу домой. Им её даже и не нужно искать: они её как бы «знают». При этом они не придерживаются своего следа — это чрезвычайно сложно и потребовало бы слишком много времени, — гончие из леса днём или ночью бегут обычно прямо, не считаясь, как правило, с дорогами, если они не ведут более или менее прямо к дому.
Если этому можно подыскать объяснение в знании местности, когда гончая работает «дома», то никаким изучением не может быть объяснено аналогичное явление в чужих местах. А ведь большинство гончих, когда с ними ездят, например, из Москвы в различные районы, нигде не теряются. Если охотник приехал поездом с вечера и переночевал в деревне, то он может быть спокоен: туда где ночевали, гончие придут, уведёт ли их в какие-то далекие дали «неудачная» лисица, останутся ли они неподловленные гонять ночью (спокойствие в таких случаях, конечно, относительное: если нет волков или собачьих воров).
С самого начала своей охоты с гончими я обратил внимание на то, что гончая в любом лесу как дома, в любом месте не «закружится».
Наиболее ярко продемонстрировала мне инстинкт направления Сорока, когда десятимесячным щенком пошла в нагонку. Однажды в конце сентября вечером я пустил её в лес (днём не было времени). Подняв беляка, выжловка гоняла и канителилась с ним до ночи. Дело простое: к ночи заяц не залегал, а собака была с большой врождённой вязкостью. Когда я поймал её и взял на сворку, уже наступила ночь, тёмная, осенняя — хоть глаз коли.
До дому было недалеко, напрямик километра два-три, а дорогой, огибавшей болота и овраги, гораздо дальше. Не хотелось выходить на эту дорогу, двигаясь первоначально прочь от дома, но путаясь в лесу в полной темноте, ища короткого пути, было ещё невыгодней. Постоял я, подумал: делать нечего — надо выбираться на дорогу.
— Ну, Сорока, пойдём... — и тут я заметил, что выжловка потянула меня не в сторону дороги, а в другую.
И мне пришло в голову попробовать, не выведет ли меня Сорока домой? И моя юная проводница выполнила это блестяще. Она привела к дому самым коротким путём и вела без каких-нибудь сомнений или колебаний, которые неизбежны в подобном случае у человека.
А вот другой не менее показательный случай. Дело было в начале зимы. Два моих ещё непогодовавших выжлеца увязались за рысью (это случилось в Новгородской области). Гон начался вечером в лесах к западу от деревни, повернул на север и как будто стал уходить к востоку, всё удаляясь и удаляясь, и, наконец, сошёл со слуха. Наступила ночь, пришлось вернуться домой без собак.
Не раз за эту ночь вставали мы с моим деревенским хозяином, выходили на крыльцо: не пришли ли гончие? Но их не было до утра.
Утром мы собрались на поиски и, уже стоя на крыльце, обсуждали маршрут, чтобы «поэкономней» перехватить гонный след и идти по нему, куда поведёт. Вдруг заметили на востоке под уже взошедшим солнцем вдалеке на льду озера две приближающиеся точки. Это, конечно, были «пропащие» и бежали они через то самое озеро, которое было естественной границей моих осенних охот и за которым они никогда ещё не бывали. Где-то, так или иначе кончив преследование зверя, они вовсе не нуждались в том, чтобы найти дорогу домой на своём гонном следу, идя по нему «в пяту». Нет. Они отправились напрямик, как безошибочно указал им инстинкт направления.
Поразительными и в то же время характерными являются случаи, когда собака, увезённая по железной дороге, иногда за сотни километров, находит путь домой.
Был такой случай (его ещё помнят некоторые московские охотники) и у меня с той самой Свирелью, фотография которой есть в этой книге. Августовским вечером я повёз Свирель после «отдержанной» пустовки в деревню (в нескольких километрах от ст. Икша Савеловской ж. д.), где в то время находились мои гончие. Дорогой в лесу, в 3 км от станции, Свирель рванулась, почуяв след (очевидно, лисицы), вырвала из кольца карабин и полным голосом и полными ногами погнала, быстро сойдя со слуха.
Обстоятельства не позволили мне следовать за собакой. Ночуя в деревне Лупанове, я рассчитывал, что выжловка придёт туда, так как подолгу там жила, но она поступила иначе.
Когда на следующее утро, в связи со служебной необходимостью, я вернулся в Москву, Свирель встретила меня дома, довольно грязная, но ничуть не потерявшая бодрости. За ночь она пробежала около 50 км до Москвы, а в Москве её, видно, не смутила ни сеть железнодорожных подъездных путей, ни трамваи, ни вообще уличное движение. Она пришла домой, как будто это было обычным делом.
Приведённые примеры ярко иллюстрируют, насколько свойственно гончей чувство направления и насколько оно ей полезно. Нет сомнения, что это качество очень помогает в работе гончей и что без него она никогда не приобретет мастерства.
Правда, прийти за 50 км способна не каждая гончая, но найти путь к дому, где она ночевала перед охотой, она должна уметь. Без этого гончая не раз заставит хозяина по нескольку дней рыскать по окружающим лесам и селениям, а рано или поздно пропадёт окончательно. Встречаются и такие «бестолковые» гончие.
Перечисленные качества и элементы работы гончей относятся к отдельной гончей, составляют комплекс её способностей и обязанностей с добавлением ещё одного — послушания, или «приездки», о котором будет сказано ниже.
От собак, работающих в смычке или стае, требуются помимо всех индивидуальных качеств ещё свальчивость и ровность ног.
Свальчивостью называется свойство гончей, работающей в смычке или стае, заслышав гонный голос какой-либо собаки из состава стаи, мчаться туда, чтобы скорее принять участие в общей работе. При этом гончая должна подваливать молча, а доскакав до других собак и оказавшись на гонном следу, немедленно отдать голос и давать его так сильно, щедро и горячо, как она только может по своим голосовым данным. Очень плохо, если гончая, услышав гон собак своего смычка или стаи, бросается к нему с лаем, так как это сбивает с толку других собак стаи и вместо того, чтобы спешить к гону, они мчатся к такому пустобреху, создаётся путаница и правильный гон долго не может наладиться.
Свальчивость требуется также и на сколах. Как только кто-нибудь из смычка или стаи разобрался в хитростях зверя, вновь побудил его или просто выправил след и вновь погнал полным голосом, — все остальные собаки должны немедленно бросить свою работу по исправлению ошибки на гону или добиранию зверя и присоединиться к погнавшей гончей. Слишком самостоятельные собаки, которые больше всего надеются на себя и поэтому не спешат подваливать, — в стае нежелательны, а вовсе неподваливающие упрямцы, так называемые «отдиры» — недопустимы.
Встречаются, правда, очень редко гончие «молчуны», которые охотно подваливают, но гонят в стае или смычке молча, а работая в одиночку гонят с голосом. Таких собак, даже если они скоро подваливают и прочно держатся в составе работающей группы, нельзя считать с удовлетворительной свальчивостью.
На саратовских областных испытаниях гончих в 1950 г. работал такой смычок. Опытный, осенистый выжлец гнал толково и вязко, а молодая его напарница, мгновенно подвалив, всё время, почти час, работала с ним чуть не ухо в ухо, но молча. Судьи сняли собак с испытания, оставив их без расценки, как не проявивших удовлетворительной свальчивости. Владелец был удивлён и считал свой смычок обиженным, но судьи были, безусловно, правы.
Можно было бы, расценив этот смычок, поставить балл I за «верность отдачи голоса». Но это было бы неверно, так как смычка как такового не было.
Свальчивостью не считается подваливание гончих на всякий заслышанный чужой гон. Однако, если хозяин постоянно меняет компанию охотников, и гончая гоняет с разными собаками, то она будет законно подваливать на всякий гон. Так же любая гончая не удержится подвалить к чужим собакам, если заслышит их гон совсем вблизи. Гончие способны отлично разбирать голоса и должны спешить на гон лишь своих собак. Хорошая свальчивость может проявиться в тихую погоду или при слабом ветре. Сильный ветер, заглушающий голоса собак, очень мешает им, и если они гонят в такую погоду недружно, это не порочит их. Подобно этому и пересечённая местность с глубокими оврагами может мешать гончим быстро подваливать друг к другу, так как в таких условиях слышимость гона плохая.
Приведу эффектный пример свальчивости. В мае 1965 г. на Окуловских районных испытаниях (Новгородская область) для напуска гончих на «свежем» месте пришлось перейти разлившуюся небольшую речку. Люди, опираясь на длинные палки, с большим трудом и риском искупаться, перебрались на другой берег по двум скользким и зыбким жердям, поверх которых шла быстрая вода. А как быть со смычком русских гончих Н.И. Шеренкова, которые были на очереди? Провести их сомкнутыми по лавинкам нечего было и думать. Пришлось искать иной выход: владелец гончих перейдёт по жердям и будет с того берега подзывать собак, а судьи разомкнут их и пустят поодиночке.
Рисунок 18. Задор и Зурна — смычок русских гончих Н.И. Шеренкова (г. Окуловка Новгородской области)
Опытный выжлец Задор, ступив на лавы, поскользнулся и предпочёл переплыть речку. На том берегу он не дался в руки хозяину, а, проскочив узкую пожню, скрылся в лесу, Первоосеннице Зурне бурный поток показался страшным. Оскальзываясь и срываясь на каждом шагу, она добралась по жердям почти до середины речки, но тут жердина под ней перевернулась и Зурна бултыхнулась в воду с головой. Вынырнув, выжловка приплыла обратно. Призывы владельца и уговоры судей не действовали. Даже когда все перебрались через речку и ушли в лес, Зурна продолжала бегать по берегу, жалобно скуля и взлаивая в отчаянии и страхе.
И вдруг Задор заголосил по выскочившему беляку и погнал его в глубь леса. Не прошло и 3 минут, как к голосу выжлеца присоединился пронзительный и музыкальный альт молодой выжловки. Все страхи её, всё отчаяние мгновенно исчезли, и осталось могучее стремление — подвалить! Немудрено после этого, что смычок на испытаниях получил высокую оценку: собаки сработались отлично.
Ровностью ног называется одинаковая резвость гончих, работающих в группе. Только такая ровность ног, когда никто из стаи не вырывается далеко вперёд и не тянется за сотни метров позади, даёт дружный, кучный гон. При подборе стаи должны исключаться и слишком паратые, и слишком пешие собаки. Редко гончие в смычке или стае гонят, что называется «ухо в ухо», да это и не так уж необходимо; если стая растянется на 20-30 м, то это ещё не беда. Иное дело, когда одна из собак отстаёт на 100-200 м и более. Это иногда может влиять на ход зверя и даже сбивать его с намеченных лазов, а в особенно неблагоприятных случаях может повести к выработке «перечунов». Под этим термином понимаются гончие, которые, постоянно отставая и стремясь в то же время быть вместе со всеми, стараются, бросив след, срезать дугу, описываемую гоном, по какому-то поперечнику и привыкают, как говорят охотники «перечить».
«Перечуны» не только нарушают красоту гона, его дружность и пристальность, но и вредят успеху охоты. Они часто натыкаются на зверя, сделавшего крутой поворот с направления, по которому гонит стая, и, заголосив вдруг впереди её, приводят в замешательство и собак и охотников или, случайно напоровшись на другого «шумового» зверя, начинают гнать его, внося ещё больший разнобой в гоне.
От разницы в «ногах» гон теряет ещё и потому, что голоса некоторых собак «разноногой» стаи звучат не в полную силу. Гончие менее паратые, но не желающие отстать, во время гона скачут через силу, у них не хватает дыхания для полной отдачи голоса. Иногда менее резвые гончие в стае голосят с перерывами — передышками и обычно голос у таких гончих бывает слабее и менее фигурный, чем при гоньбе тех же собак в одиночку или в компании с такими же непаратыми.
Приездкой в прямом смысле слова называется работа охотника по обучению гончей; в переносном смысле этим словом обозначается и дисциплинированность гончей, как результат её обучения и дрессировки (собственно, приездки).
Приездка, послушание нужны гончей, как и всякой охотничьей собаке. Очень неправильно поступают те охотники, которые считают, что дрессировка нужна лишь гончим, работающим в стае или хотя бы в смычке, а для одиночной собаки не обязательна.
Недисциплинированная, непослушная гончая доставляет хозяину много неудобств, которых можно избежать, уделив выработке послушания не так уж много труда и внимания.
Приездка сводится к следующему:
•гончая должна спокойно идти на смычке и на сворке, куда бы её ни вели, полем, лесом или вообще любыми угодьями;
•гончая должна быть послушна хозяину и приходить на его зов, когда не гонит или не добирает по жировому следу, знать запрет «нельзя» и беспрекословно подчиняться ему;
•в понятие «приездка» входит также позывистость и назывистость. Позывистой считается гончая, быстро идущая на рог или на призывный крик владельца. Назывистой является гончая, со всех ног мчащаяся на наклик (условный крик) хозяина, «называющего» её на след перевиденного или вообще на след только что прошедшего зверя. Здесь гончая должна вести себя так, как будто она подваливает на гон;
•от хорошо приезженной гончей требуется также спокойное отношение к скоту и домашней птице, так называемая «вежливость»;
•большое значение имеет и отношение гончей к добытому зверю, будет ли он убит охотником или сгонян гончими. Ни в коем случае гончие не должны рвать зверя, особенно пожирать его (зайца). Немало охотников считают дикое отношение гончих к добыче признаком охотничьей страсти и чуть ли не достоинством, многие просто прощают гончим это. Такая излишняя азартность гончих совершенно не нужна и является лишь следствием распущенности, которой легко может и не быть, если гончих смолоду приучать к строгой и толковой дисциплине;
•для стаи совершенно необходим навык идти («течь») за ногами ведущего (доезжачего) или его лошади как на смычках без всяких сворок, или поводков, так и совершенно без смычков. Это нужно потому, что большое число гончих вести на сворках одному-двум людям (доезжачему с выжлятником) просто невозможно.
Известно, что совершенство в жизни не встречается. Также нереальна и идеальная, наделённая всеми самыми высокими достоинствами, гончая. Охотнику приходится прощать своей собаке многое. Можно мириться с некоторой медлительностью гончей в полазе, с надоедливым добором, с недостаточной добычливостью, с непаратым гоном, с нефигурным, но достаточно сильным голосом, с неотчётливой позывистостью, со слабым мастерством молодой гончей. Но есть ряд свойств, отсутствие или нехватка которых неприемлемы, так как эти качества создают основу для надёжной работы гончей.
Конечно, самым первым и, в данном смысле, самым важным из этих качеств является сильное и верное чутьё. Необходимость доносчивого, звучного голоса для гончей также очевидна, потому что на голосе основывается вообще вся охота с этой собакой.
Но вот что я считаю нужным особо отметить и подчеркнуть — это действительно большую, решающую ценность вязкости гончей, хотя находятся гончатники, недопонимающие всё значение данного качества.
Ведь, если у гончей есть подлинно хорошая вязкость, то это почти гарантирует и приобретение данной собакой первоклассного мастерства. Имея связь с охотничьей страстностью гончей, вязкость до некоторой степени способствует и развитию старательного полаза, что отражается и на улучшении добычливости.
Думаю, что совершенно необходим для гончей и крепкий инстинкт ориентировки. Если гончая не одарена способностью точно «чувствовать» направление и «знать» точку, где она находится, то и хорошая вязкость не поможет ей достичь отличного мастерства. И хорошее чутьё, и вязкость, и крепкая ориентировка — все эти качества обычно являются наследственными для определённых линий и семей породы, которые следует внимательно подмечать и высоко ценить.
В последнее время гончатники стали уделять больше внимания приездке своих собак. Всё меньше становится гончих-дикарей. В качестве образца приездки можно указать на русскую пегую выжловку Волгу П.П. Лукьянова (Воронеж), одну из победительниц Калужских межобластных состязаний 1965 г., удачно выступавшую и на финальных состязаниях в том же году. Когда, закончив испытание Волги, судьи предложили владельцу взять собаку на сворку, П.П. Лукьянов отозвал свою выжловку прямо с гона приказом — «ко мне!». Волга тотчас же прекратила работу и спокойно подошла к охотнику.